ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ АРХИТЕКТУРНОЙ БИОНИКИ И ПРОБЛЕМА ГАРМОНИИ АРХИТЕКТУРНО-ПРИРОДНОЙ СРЕДЫ
http://cih.ru/ab/b80.html
Monday, December 21, 2009
Friday, December 18, 2009
"Женщина и архитектура"
Александр Гербертович Раппапорт в своём блоге "Башня и лабиринт"опубликовал статью Женщина и архитектура, впервые появившуюся в журнале «Красный 100%» в декабре 2004, №19.
Архитектура по природе своей женственна, поскольку соблазняет и заманивает, как женщина, она обещает ту красоту и покой, которой жаждет воин. И плетёт сети, в которые попадает охотник, и украшает дом. Но почему так мало женщин в архитектуре? Особенно мало – в архитектурном авангарде. Редкие исключения – Комарова и Хадид.
Лидия Комарова (1902 – 2002) – архитектор, ещё чуть ли не студенткой ВХУТЕМАСа в 20-х или начале 30-х спроектировала некий театр или клуб в формах, почти полностью воспроизведённых Райтом в его Музее Гуггенхайма (в 60-х). После этого она уже ничем гениальным себя не проявила, и многие решили, что гениальная русская особа-самородок мирно почила в социальных водоворотах. Но вот недавно её нашли и отпраздновали столетний юбилей в Москве. Хан Магомедов держал речь на чествовании.
Все дело в том, что архитектура начиналась в истории как жреческая и храмоздательная, а храм - жилище Бога - не место его уловления, а место служения. Верховные боги - в основном мужи. БОГ - ОН, а зодчий для Бога - слуга и служанка.
Эта двуполость архитектора усиливается в античности совмещением функций инженера как воина и как инициатора индивидуации, так как индивидуацией он снабжает род и племя в его храмах. Племя индивидуализирует себя своим Богом.
Город - женщина, Рим, Лондон - ОНА, но в русском языке город - мужчина. Не значит ли это, что в России города были чем-то иным, чем на Западе, не внутренним лоном для жизни, не утробой племени, а всего лишь оружием для князя? Жизнь развивалась вне города в слободах. Слобода - ОНА, она же свобода от военного призыва, она же свобода самополагания и в будущем самоидентификации уже внутри города. Гендерная двусмысленность архитектуры так до сих пор и не понята, и деконструкция ее смысла - одно из основных направлений архитектурной рефлексии. Но смысл самой архитектуры оказывается теперь внутри более общей проблемы - проблемы смысла человеческой судьбы, смысла человеческого и общественного существования. Архитектура молча намекает на ответ на вопрос - зачем мы живем на этой Земле. Мы живем, - говорит она, - для того, чтобы наслаждаться иллюзией, поднимающей нас над самими собой. Мы живем, чтобы парить. Архитектура - средство полетов, более мощное, чем авиация и космонавтика. Она парит, не столько освобождаясь от тяжести (это иллюзия авангарда), сколько принимая ее в себя, отяжелевая. То есть бременясь ею, рождая. Она парит и летит не в пространстве, а во времени, и летит, как и роженица - в будущее. Архитектура есть влажная утроба, рождающая чувство будущего и прошлого, то есть, расширяя наше «теперь», и это расширение и есть парение во времени и та невесомость, которая рождается «недоброй тяжестью». Архитектура теперь, как выясняется после деконструкции, есть сфера свободных смыслов как стимулов жизни. Но смысл - он вновь мужской, и он причастен не столько утробе, сколько семени. Он, собственно, дает жизни состояться. Архитектор не столько создает утробы для жизни, сколько придает ей смысл, осеменяет жизнь, ибо смысл и есть то, что влечет архитектуру во времени жизни вперед к прокреации, точнее, что влечет человека к развитию и индивидуации, к прогрессу. То есть тут вновь срабатывает логика воина или кочевника, захват нового пространства. В наше время это уже не захват пространства, а захват времени. Смысл архитектуры оказывается продолжением жизни во времени, и потому архитектура оказывается в двусмысленном положении и авангарда, и памятника, и вот в Москве авангардисты второго поколения стали на защиту памятников архитектуры, так как сегодня памятники архитектуры в большей степени осеменяют жизнь, чем новые постройки.
Отсюда - возврат к «архитекторам-бумажникам» 80-х годов как ко второму авангарду - был своего рода крестовым походом детей, сомнительная операция по милитаризации инфантильного сознания. Природа этого явления - тоталитарная культура, всех превращающая в детей, существа среднего рода, бесполых, и при всей их нежности отправлявшая их на взятие далекого и неприступного города - Иерусалима.
Архитектура по природе своей женственна, поскольку соблазняет и заманивает, как женщина, она обещает ту красоту и покой, которой жаждет воин. И плетёт сети, в которые попадает охотник, и украшает дом. Но почему так мало женщин в архитектуре? Особенно мало – в архитектурном авангарде. Редкие исключения – Комарова и Хадид.
Лидия Комарова (1902 – 2002) – архитектор, ещё чуть ли не студенткой ВХУТЕМАСа в 20-х или начале 30-х спроектировала некий театр или клуб в формах, почти полностью воспроизведённых Райтом в его Музее Гуггенхайма (в 60-х). После этого она уже ничем гениальным себя не проявила, и многие решили, что гениальная русская особа-самородок мирно почила в социальных водоворотах. Но вот недавно её нашли и отпраздновали столетний юбилей в Москве. Хан Магомедов держал речь на чествовании.
Все дело в том, что архитектура начиналась в истории как жреческая и храмоздательная, а храм - жилище Бога - не место его уловления, а место служения. Верховные боги - в основном мужи. БОГ - ОН, а зодчий для Бога - слуга и служанка.
Эта двуполость архитектора усиливается в античности совмещением функций инженера как воина и как инициатора индивидуации, так как индивидуацией он снабжает род и племя в его храмах. Племя индивидуализирует себя своим Богом.
Город - женщина, Рим, Лондон - ОНА, но в русском языке город - мужчина. Не значит ли это, что в России города были чем-то иным, чем на Западе, не внутренним лоном для жизни, не утробой племени, а всего лишь оружием для князя? Жизнь развивалась вне города в слободах. Слобода - ОНА, она же свобода от военного призыва, она же свобода самополагания и в будущем самоидентификации уже внутри города. Гендерная двусмысленность архитектуры так до сих пор и не понята, и деконструкция ее смысла - одно из основных направлений архитектурной рефлексии. Но смысл самой архитектуры оказывается теперь внутри более общей проблемы - проблемы смысла человеческой судьбы, смысла человеческого и общественного существования. Архитектура молча намекает на ответ на вопрос - зачем мы живем на этой Земле. Мы живем, - говорит она, - для того, чтобы наслаждаться иллюзией, поднимающей нас над самими собой. Мы живем, чтобы парить. Архитектура - средство полетов, более мощное, чем авиация и космонавтика. Она парит, не столько освобождаясь от тяжести (это иллюзия авангарда), сколько принимая ее в себя, отяжелевая. То есть бременясь ею, рождая. Она парит и летит не в пространстве, а во времени, и летит, как и роженица - в будущее. Архитектура есть влажная утроба, рождающая чувство будущего и прошлого, то есть, расширяя наше «теперь», и это расширение и есть парение во времени и та невесомость, которая рождается «недоброй тяжестью». Архитектура теперь, как выясняется после деконструкции, есть сфера свободных смыслов как стимулов жизни. Но смысл - он вновь мужской, и он причастен не столько утробе, сколько семени. Он, собственно, дает жизни состояться. Архитектор не столько создает утробы для жизни, сколько придает ей смысл, осеменяет жизнь, ибо смысл и есть то, что влечет архитектуру во времени жизни вперед к прокреации, точнее, что влечет человека к развитию и индивидуации, к прогрессу. То есть тут вновь срабатывает логика воина или кочевника, захват нового пространства. В наше время это уже не захват пространства, а захват времени. Смысл архитектуры оказывается продолжением жизни во времени, и потому архитектура оказывается в двусмысленном положении и авангарда, и памятника, и вот в Москве авангардисты второго поколения стали на защиту памятников архитектуры, так как сегодня памятники архитектуры в большей степени осеменяют жизнь, чем новые постройки.
Отсюда - возврат к «архитекторам-бумажникам» 80-х годов как ко второму авангарду - был своего рода крестовым походом детей, сомнительная операция по милитаризации инфантильного сознания. Природа этого явления - тоталитарная культура, всех превращающая в детей, существа среднего рода, бесполых, и при всей их нежности отправлявшая их на взятие далекого и неприступного города - Иерусалима.
Tuesday, December 8, 2009
Thursday, December 3, 2009
Subscribe to:
Posts (Atom)